Борис ГОРОБЕЦ, доктор геолого-минералогических наук, профессор
Виновность персонала станции зафиксирована в решении Верховного суда Украинской ССР, приговорившего шестерых руководящих работников ЧАЭС к большим срокам заключения. Однако с начала 1990-х гг. стали появляться публикации, рассказывающие о кардинальных технических и человеческих противоречиях в трактовке причин этой ядерной катастрофы, о том, как государственная система выводила из-под удара свою элиту, обвиняя и осуждая «стрелочников». Но основной крен в сторону виновности персонала АЭС так и остался в общественном сознании.
Между тем член правительственной комиссии по Чернобылю, созданной в 1986 г., заместитель министра энергетики и электрификации (Минэнерго СССР) Г.А. Шашарин писал в 1991 г.: «В прессе указывалось, что операторы вообще отключили АЗ (аварийную защиту). Это неверно. В некоторых публикациях делается акцент на ряд других, якобы ошибочных, действиях персонала. Ни одно из них не играет роли в возникновении и тем более в развитии аварии».
Наиболее профессионально компетентным лицом в правительственной комиссии был заместитель ее председателя, доктор технических наук Александр Григорьевич Мешков, первый заместитель министра среднего машиностроения, работавший в этой отрасли начиная с 1948 г., прошедший все ступени от простого до главного инженера и директора атомных реакторов в Челябинске-40, Томске-7, Красноярске-65. Эта комиссия вошла в историю как «комиссия Мешкова». Но незадолго до 1986 г. ЧАЭС, в числе других АЭС, ранее подчиненных Минсредмашу, была передана в Минэнерго СССР. Работники Минсредмаша связывали произошедшее с более низким уровнем дисциплины в Минэнерго вообще и с непродуманной программой эксперимента на ЧАЭС в частности.
Вот основной вывод комиссии Мешкова: взрыв произошел через 42,5 секунды после закрытия пара на турбину 4-го блока в ночь на 26 апреля 1986 г. в 1 ч 23 мин 46,5 с. «Наиболее вероятной причиной взрыва явилось запаривание активной зоны реактора с быстрым обезвоживанием технологических каналов вследствие кавитационного режима работы ГЦН (главных циркуляционных насосов)». Поясним. При подготовке 4-го блока к инерционному выбегу с последующей остановкой были отключены две турбины К-500. В этом случае пар, перегретый за счет охлаждения активной зоны реактора водой, прекращает поступать на турбины, и они вращаются только по инерции. Комиссия посчитала, что к аварии привел избыток пара в системе охлаждения реактора. В турбулентной смеси пара и воды образовывались и схлопывались пузырьки (т.н. кавитация), что вредно влияет на работу турбин и насосов.
Г.А. Шашарин отказался подписать акт комиссии. Группа сотрудников из институтов, подчиненных Минэнерго — Гидропроекта, ВНИИАЭС, Всесоюзного теплотехнического института, — и конструкторов ГНЦ провела собственное расследование, в результате которого через 10 дней появился документ под названием «Дополнение к акту расследования», его неофициально именуют как «акт комиссии Шашарина». По сути это была внутренняя комиссия Минэнерго. В акте доказывается, что кавитации на ГЦН не было, а авария началась после нажатия кнопки аварийной защиты АЗ-5.
Основной же причиной аварии называется принципиально неверная конструкция стержней СУЗ (системы управления и защиты) и положительный паровой эффект реактивности. Дело в том, что в основу реактора большой мощности кипящего (РБМК), предназначенного для выработки электроэнергии, была положена схема промышленного реактора для производства оружейного плутония. А это разные технические задачи. Рабочая зона РБМК оказалась слишком большой, неоднородной по высоте и слишком низкоинерционной для регулирования цепной реакции при снятии огромного энерговыделения.
Получив две противоположные точки зрения, правительственная комиссия встала в тупик, и вся дальнейшая ее деятельность по расследованию причин чернобыльской катастрофы в течение следующих двух месяцев состояла в попытках примирить противоречия, выработать единую точку зрения и, соответственно, выпустить заключение комиссии. Но единое заключение правительственной комиссии так и не было сформулировано, и вопрос пришлось решать на Политбюро. В результате появился компромиссный документ. В августе 1986 г. он и был представлен на совещании экспертов МАГАТЭ как официальная информация от имени СССР.
В ночь с 25 на 26 апреля у центрального пульта 4-го блока находился заместитель главного инженера ЧАЭС по эксплуатации реактора Анатолий Степанович Дятлов, который руководил экспериментом, повлекшим катастрофу. Он же командовал на ЧАЭС в первые часы после взрыва. Этот человек умер в 1995 г. Он получил дозу 550 бэр, полгода лечился в Москве, в 6-й спецбольнице, затем был осужден и провел 4 года в колонии. После досрочного освобождения из заключения директора ЧАЭС и еще пяти руководящих работников станции (за это усиленно ходатайствовали А.Д. Сахаров и Р.М. Горбачева) А.С. Дятлов написал книгу «Чернобыль, как это было» (2000). Его версия расходится с выводами комиссии Мешкова и ведущих ученых-атомщиков из Курчатовского института и Научно-исследовательского и конструкторского института энергетической техники (НИКИЭТ).
Суть злосчастного эксперимента, который запланировали провести в процессе останова 4-го блока ЧАЭС для профилактического ремонта и который был расписан в «Программе выбега турбогенераторов (ТГ)», состояла в следующем. При отключении ТГ от энергосистемы региона турбогенераторы продолжают вращаться по инерции и вырабатывают энергию, это называется выбегом ТГ. На время выбега решили замкнуть ТГ только на внутренние нужды 4-го блока, на питание насосов воды для охлаждения реактора. Собирались выяснить, сколько времени и насколько полно ТГ сможет обеспечивать внутренние нужды 4-го блока, вращаясь по инерции. К середине дня 25 апреля мощность ТГ снизили вдвое. При этом в резерве оставалось 24 стержня-замедлителя нейтронов. Этого числа было вполне достаточно для регулирования интенсивности ядерной реакции.
«До 1 ч 23 мин 40 с не отмечается изменения параметров на блоке. Выбег проходит спокойно, ― пишет А.С. Дятлов. ― Саша Акимов приказал глушить реактор и показал пальцем: дави кнопку. В 1 ч 23 мин 40 с зарегистрировано нажатие кнопки аварийной защиты реактора. Эта кнопка используется как в аварийных ситуациях, так и в нормальных. Стержни системы управления и защиты в количестве 187 штук пошли в активную зону и по всем канонам должны были прервать цепную реакцию. Но в 1 ч 23 мин 43 с зарегистрировано появление аварийных сигналов по превышению мощности. По этим сигналам стержни АЗ должны идти в активную зону, но они и без того идут от нажатия кнопки АЗ-5. Появляются другие аварийные признаки и сигналы: рост мощности, рост давления охлаждающей воды в первом контуре… В 1 час 23 мин 47 с — взрыв, сотрясший все здание, и через 1—2 с еще более мощный взрыв. Стержни АЗ остановились, не пройдя и половины пути. Все!»
А.С. Дятлов обвиняет в происшедшем конструкторов и ученых, разработчиков реактора РБМК. «А как можно понять такое? В нормальной ситуации, без каких-либо аварийных признаков, нажимается кнопка для глушения реактора, а получаем взрыв. Это прямая заслуга Научного руководителя А.П. Александрова и Главного конструктора Н.А. Доллежаля». Действительно, академику Александрову приписывают утверждение, что РБМК можно ставить даже на Красную площадь в Москве.
Доктор технических наук Б.Г. Дубовский, возглавлявший в течение 14 лет службу ядерной безопасности страны, передал письмо М.С. Горбачеву, в котором написал: «Продолжающееся несправедливое взваливание на Чернобыльский персонал ответственности исключает дальнейшее развитие энергетики — невозможно в будущем исключить ошибки персонала. Допущенные
персоналом нарушения, при минимальном соответствии защиты реактора своему назначению, свелись бы только к недельному простою. Командно-административная околонаука ввела в заблуждение народ». Дубовский говорит, что разработчики проекта реактора не полностью разобрались в нейтронных процессах и допустили ошибки в конструировании аварийной защиты. Время срабатывания поглотителей нейтронов АЗ превышало 18 с, в то время как развитие аварийных процессов в этом реакторе происходит за 3—4 секунды.
Необходимо было глубоко разобраться и с причинами аварии на 1-м блоке той же Чернобыльской АЭС, име
вшей место в 1982 г. Эту аварию, как и аварию на Ленинградской АЭС в 1975 г., проф. Дубовский назвал репетицией катастрофы на ЧАЭС 26 апреля 1986 г. ввиду идентичности причин всех этих трех аварий на аналогичных реакторах РБМК-1000. Лишь по счастливой случайности аварии 1975 и 1982 гг. не имели тяжких последствий, но явились грозным предупреждением, которому не вняло руководство отрасли, а сам фа
кт этих аварий был засекречен. В своих показаниях Н.А. Доллежаль, в частности, сообщил, что после аварии на 1-м блоке Ленинградской АЭС стало понятно, что система контроля за энерговыделением на реакторе несовершенна.
В 1993 г. уголовное дело работников ЧАЭС было прекращено старшим следователем по особо важным делам при Генпрокуратуре РФ Б.И. Уваровым. Он заявил: «Насколько мне известно, многие из тех конструктивных недоработок, которые способствовали возникновению и развитию аварии, устранены. Так, увеличена скорость опускания графитовых стержней, сделано устройство для сброса избыточного пара, проведен и ряд других модернизаций».
Единственными виновниками аварии на Чернобыльской АЭС были признаны работники станции, но осуждённые с этим категорически не согласились.
7 июля 1987 года начался суд над руководителями Чернобыльской АЭС, допустившими самую страшную катастрофу в истории атомной энергетики. Тогда советское правосудие однозначно возложило вину за случившееся на персонал станции, допустивший ряд грубых ошибок. После распада СССР популярностью стала пользоваться версия о конструктивных недостатках реактора, которые и привели к аварии.
После выхода сериала «Чернобыль», вызвавшего повышенный интерес к этим трагическим событиям, споры о том, кто же всё-таки виноват в аварии, возобновились с новой силой.
Судебный процесс проходил в городе Чернобыле. Он находился в 12 километрах от Чернобыльской АЭС и подвергся меньшему радиационному заражению, чем Припять. Хотя город попал в 30-километровую полосу отчуждения и его жители были эвакуированы, какое-то время там можно было находиться без ущерба для здоровья. По советским законам суд должен был проходить как можно ближе к месту преступления, и Чернобыль оказался оптимальным вариантом для недолгого процесса.
На скамье подсудимых оказалось шесть человек: директор станции Виктор Брюханов, его заместитель Анатолий Дятлов, главный инженер Николай Фомин, начальник смены Борис Рогожкин, начальник реакторного цеха № 2 Александр Коваленко и инспектор Госатомэнергонадзора Юрий Лаушкин. Всем было предъявлено обвинение по трём статьям: «Халатность», «Злоупотребление служебным положением» и «Нарушение правил безопасности на взрывоопасных предприятиях».
Лаушкин, будучи инспектором, вряд ли мог как-то влиять на аварию и оказался на процессе в роли козла отпущения. Так же как и начальник реакторного цеха Коваленко, который и не присутствовал на станции в ту роковую ночь.
Брюханов почти не защищался в суде, рассчитывая на снисхождение за хорошее поведение. Фомин после аварии испытывал серьёзные психологические проблемы. До начала судебных заседаний он попытался покончить с собой. Позднее, уже в процессе отбывания наказания, его состояние настолько ухудшилось, что его освободили и перевели в психиатрическую клинику. Единственный, кто был настроен на битву с судьями и экспертами, стал заместитель директора станции Дятлов.
Экс-заместитель директора станции Анатолий Дятлов с самого начала воспринимался как главный виновник случившегося. Именно он контролировал проведение испытаний, в ходе которых 26 апреля планировалось выяснить, смогут ли турбогенераторы в режиме выбега (то есть с использованием инерции механизмов после их аварийного отключения) выработать достаточное количество энергии для включения насосов аварийного охлаждения.
Подсудимый явился на суд после нескольких месяцев болезни, он получил облучение 390 бэр (биологический эквивалент рентгена), но не стал пассивным наблюдателем. Он активно спорил с экспертами, пытался задавать им встречные вопросы и соглашался лишь частично признать вину. По его мнению, действия персонала в любом случае не могли привести к взрыву реактора, если бы не конструктивные особенности, о которых работники вообще не были осведомлены.
Дятлов настаивал на том, что его действия в ту ночь не являлись грубыми нарушениями инструкций. Он также подчеркнул, что не знал о падении мощности реактора перед началом испытаний, поскольку покидал блочный щит управления (БЩУ), чтобы сходить в туалет. Если бы он об этом знал, то приказал бы остановить испытания. Впрочем, свидетели не подтверждали слов Дятлова и не видели, чтобы он покидал БЩУ.
Эксперты, выступавшие на суде, частично признали справедливость его слов о недостатках реактора, но нашли изящную формулировку, устроившую суд: «Реактор не опасен при правильном использовании». То есть, если бы персонал не совершил ряд действий, авария никогда бы не произошла даже с учётом недостатков реактора. Эта формулировка удовлетворила суд.
Дятлов, Фомин и Брюханов были приговорены к десяти годам заключения. Рогожкин получил пять, Коваленко — три, Лаушкин — два года лишения свободы. Брюханов вышел по УДО в 1991 году. Фомин в 1988 году был переведён в психиатрическую больницу. Дятлова освободили по состоянию здоровья в 1991 году.
«Вы нажимаете тормоз, но срабатывает газ»
После освобождения Фомин уехал в Россию и не общался с журналистами. Брюханов время от времени давал интервью, но большого интереса у журналистов он не вызывал. Всё же он был не специалистом по ядерной физике, а «завхозом». К тому же в момент взрыва мирно спал у себя дома и не мог поведать каких-то интересных подробностей.
А вот Дятлов начал настоящий крестовый поход в защиту своего имени. Он не только давал долгие, обстоятельные интервью, но и написал книгу, в которой раскрыл свою версию случившегося.
На простом примере Дятлов объяснял, почему персонал нельзя винить в аварии. «Вы едете за рулём и хотите сбросить скорость. Нажимаете на педаль тормоза, но вместо этого газ прибавляется. Кто будет виноват в произошедшей аварии: водитель автомобиля или его конструктор?» — писал он.
По версии Дятлова, персонал просто не знал о том, что из-за их действий может произойти подобная авария. Ни в каких инструкциях по эксплуатации это не сообщалось. Считалось, что реактор имеет надёжную защиту. Достаточно нажать кнопку АЗ-5, которая аварийно глушит реактор.
Именно это и было сделано персоналом в ту роковую ночь. После нажатия этой кнопки управляющие стержни входят в активную зону и заглушают реактор. Однако из-за концевого эффекта (вытеснители стержней были сделаны из графита и при погружении в активную зону вызывали кратковременный всплеск реактивности, что было неопасно при штатном режиме работы реактора) эти стержни сработали не как педаль тормоза, а как педаль газа, что и привело к трагедии. Ведь реактор из-за действий персонала давно уже не работал в штатном режиме.
Дятлов оправдывался тем, что об этой особенности он попросту не знал, поскольку она не была указана в эксплуатационных документах и инструкциях. А все прочие их действия в ту ночь даже чисто теоретически не могли бы привести к взрыву реактора. Со слов Дятлова выходило так, что аварийная защита, которая была призвана защитить реактор, сама же его и взорвала.
В настоящее время наиболее популярной версией трагедии является следующая. К взрыву привело редкое сочетание факторов: как действия персонала, так и особенности конструкции РБМК. Персонал своими действиями привёл реактор в аварийное состояние, а система защиты из-за конструктивных особенностей усугубила ситуацию.
Часть вины за аварию нельзя снять с персонала. Именно его действия привели к возникновению аварийной ситуации. Если бы Дятлов после резкой потери мощности, которая произошла перед началом испытаний, приказал заглушить реактор и прекратить испытания или аккуратно вернул мощность на уровень, требуемый регламентом, ничего бы не произошло. Но испытания были начаты на мощности, значительно ниже регламентной, и при пониженном оперативном запасе реактивности. После включения режима выбега контроль за процессами был утерян.
Определённая часть вины лежит и на создателях реактора, допустивших существование концевого эффекта стержней, из-за которого аварийная защита послужила детонатором взрыва.
Сами по себе действия персонала не могли привести к взрыву, если бы не особенности конструкции. Но и несовершенство аварийной защиты не могло привести к взрыву, если бы не действия персонала. По отдельности ни то ни другое не привело бы к трагедии.
После аварии на Чернобыльской АЭС реакторы РБМК были доработаны. Но ответственность за аварию понесли только работники станции, часть из которых вообще не имела отношения к роковым испытаниям.
Сторонники версии о злом умысле вообще считают, что опасные испытания были организованы специально, чтобы спровоцировать катастрофу. Они указывают на то, что рядом с Припятью находилась сверхсекретная радиолокационная станция Дуга, которая и была главной целью операции. Из-за аварии она так и не начала работу. Вдобавок эта авария была тяжелейшим финансовым и имиджевым ударом по СССР. Однако в таком случае непонятно, кто мог быть инициатором такой сложнейшей операции, откуда он мог знать об особенностях секретного реактора и как вообще можно было спланировать всё это. Кроме того, подобные эксперименты уже неоднократно проводились на энергоблоке № 3 и прошли без каких-либо погрешностей. Программа испытаний была утверждена на всех уровнях, в том числе и разработчиками РБМК.
Виноват исключительно сам
По словам судьи ВС РФ Олега Зателепина, необходимость разработки этого документа вызвана давностью предыдущего аналогичного акта, выпущенного 27 лет назад. Новое постановление обобщит судебную практику по уголовным делам о нарушениях требований охраны труда и правил безопасности при ведении строительных и иных работ либо требований промышленной безопасности опасных производств.
Согласно представленным на заседании данным, на рабочих местах в прошлом году погибли более 1,7 тыс. человек. При этом 24 процента смертельных случаев было зафиксировано в строительной сфере. Также нередко гибнут люди на обрабатывающем производстве, в сельском хозяйстве, на охоте и рыбной ловле. На последнем месте сфера добычи полезных ископаемых — 8 процентов несчастных случаев.
Необходимость разработки нового постановления судьи также объяснили недавним вступлением в силу поправок в Уголовный кодекс РФ, которыми ужесточается ответственность за происшествия на опасных производственных объектах. Согласно изменениям в Кодексе виновным в нанесении тяжкого вреда здоровью человека или крупного ущерба грозит штраф до 400 тысяч рублей или «отсидка» до 3 лет.
Как отмечается в проекте постановления пленума Верховного суда, при рассмотрении каждого дела по статье 143 УК РФ «Нарушение требований охраны труда», статье 216 «Нарушение правил безопасности при ведении строительных или иных работ» или статье 217 «Нарушение требований промышленной безопасности опасных производственных объектов» подлежит установлению и доказыванию не только факт нарушения специальных правил, но и наличие или отсутствие причинной связи между этими нарушениями и наступившими последствиями.
«Если несчастный случай на производстве произошел только вследствие небрежного поведения самого пострадавшего, суд должен, при наличии к тому оснований, решить вопрос о вынесении оправдательного приговора», — отмечается в проекте постановления.
И очень важная поправка — потерпевшими по уголовным делам могут быть не только работники, с которыми в установленном порядке заключены трудовые договоры, но и лица, с которыми договор не заключался либо не был оформлен надлежащим образом, однако сотрудник приступил к работе с ведома или по поручению работодателя.
Документ устанавливает, что ответственность по статье 143 несут работники компании, в которой произошел несчастный случай, а также сотрудники службы охраны труда. Привлечь по этой статье можно и руководителей организации, но только если они не приняли меры к устранению заведомо известного им нарушения требований охраны труда или дали указания, противоречащие таким требованиям. Статья 143 УК РФ предусматривает наказание в виде лишения свободы на срок до 5 лет.
По итогам обсуждения председатель Верховного суда Вячеслав Лебедев направил проект постановления на доработку.
— Данный проект сохраняет наиболее важные и по сей день актуальные положения, которые были в прежнем постановлении, а также систематизирует и адаптирует сложившуюся практику за все это время, — отмечает юрист Руслан Маннапов. — Особо стоит отметить, что документ содержит положения о возможности отсылки в судебном решении не только на нарушенную норму права, но также и на локальные нормативно-правовые акты, действующие у работодателя. А также упоминает о несчастных случаях на производстве при выполнении работ по гражданско-правовому договору.
— Проблемы, которые существуют в этой области права, серьезнее и шире, количество несчастных случаев намного больше официально озвучиваемой статистики, — отмечает адвокат Ирина Фаст. — Основной проблемой является разрешение уголовных дел в отношении несчастных случаев с работниками, которые не были трудоустроены либо были оформлены через гражданско-правовые отношения с третьими лицами.
Расследование таких случаев не производится трудовой инспекцией по причине отсутствия трудовых отношений. И это серьезная проблема на всех строительных объектах страны. «Каждый раз для получения результата пострадавший вынужден сначала через суд устанавливать факт наличия трудовых отношений с той или иной компанией, и только затем уже добиваться какой-либо ответственности за произошедшее для виновных лиц из числа работодателей», — отмечает Ирина Фаст.
Кого признали виновным в аварии на Чернобыльской АЭС?
Ровно 30 лет назад, 7 июля 1987 года, начался судебный процесс в отношении шестерых обвиняемых в аварии на Чернобыльской АЭС. Трое из них были непосредственными руководителями станции.
Хронология событий
В ночь с 25 на 26 апреля 1986 года в четвёртом блоке атомной электростанции прогремело два взрыва. В это время на станции проводился запланированный эксперимент: измерение выбега турбогенератора. Выбег — это продолжение работы механизма по инерции после прекращения подачи энергии. Эту информацию можно было использовать для создания дополнительной защиты охлаждающей системы реактора, которая не должна прерывать свою работу ни на секунду.
Это был уже четвёртый по счёту эксперимент подобного рода, три предыдущих — в 1983, 1984 и 1985 годах — по разным причинам были неудачными. Такой рискованный проект нельзя было реализовать при работе реактора на полную мощность, и заблаговременно было проведено поэтапное её снижение.
Что стало окончательной причиной катастрофы, остаётся неизвестным до конца: есть различные версии. По одной из них, были изъяны в проектировке АЭС, по другой — причины крылись в халатности руководства и персонала станции в целом, допустившего проведение испытаний, несмотря на непредвиденные скачки мощности в процессе.
Госкомиссия по расследованию катастрофы в числе прочего заключила, что авария произошла из-за того, что оперативный персонал во время эксперимента грубо нарушил регламент эксплуатации, инструкции и правила управления энергоблоком. При этом сказались и особенности физики активной зоны, конструктивные недостатки системы управления и защиты реактора, которые привели к тому, что защита не сработала так, как должна была.
Кого обвинили?
В качестве обвиняемых спустя полтора года перед судом предстали руководители Чернобыльской АЭС: директор Виктор Брюханов, главный инженер Николай Фомин, заместитель главного инженера Анатолий Дятлов, а также начальник реакторного цеха Александр Коваленко, начальник смены Борис Рогожкин и государственный инспектор Госатомтехнадзора СССР Юрий Лаушкин.
Брюханов и Фомин были задержаны практически за год до начала процесса: всё это время они провели в СИЗО КГБ. Причём Фомин перед процессом пытался покончить с собой, разбив очки и осколком вскрыв себе вены. Дятлов летом 1987 года только выписался из ГКБ, где долгое время лечил незаживавшие раны на ногах, полученные вследствие ликвидации последствий аварии.
Суд длился с 7 по 28 июля 1987 года в Доме культуры города Чернобыля: по принципу территориальной подсудности процесс должен был проходить по месту совершения преступления.
Брюханов в итоге был признан одним из основных виновников аварии, в результате которой погибли на тот момент 30 человек. Согласно материалам дела, «он не обеспечил надёжной и безопасной эксплуатации станции, неукоснительного выполнения персоналом установленных правил. Проявив растерянность и трусость, Брюханов не принял мер к ограничению масштабов аварии, не ввёл в действие план защиты персонала и населения от радиоактивного излучения, в представленной информации умышленно занизил данные об уровнях радиации, что помешало своевременному выводу людей из опасной зоны».
Фомина и Дятлова обвинили в халатности: они якобы и сами нарушали инструкции, и позволяли это делать другим сотрудникам. Всех троих, а также Александра Коваленко обвинили и в том, что они не согласовали программу испытаний во время эксперимента, из-за которого и случилась авария. Дятлов, Фомин и Брюханов говорили, что признают вину частично, но не в том объёме и не в тех формулировках, что предъявила им прокуратура.
Судья вынес приговор с точно такими сроками, как запросил прокурор: Брюханов по части 2 статьи 220 и части 2 статьи 165 УК УССР получил 10 лет, к такому же наказанию — по 10 лет исправительной колонии — по части 2 статьи 220 приговорили Фомина и Дятлова. Рогожкин по части 2 статьи 220 и статье 167 получил 5 лет, Коваленко — 3 года по статье 220, а Лаушкин — 2 года по статье 167 УК УССР. Приговор обжалованию не подлежал. Материалы дела и сведения об аварии засекретили.
Можно ли взыскать с работника административный штраф, наложенный на компанию по его вине?
Случается, что сотрудники недобросовестно относятся к своим обязанностям, из-за чего страдает не только общее дело – организация может быть оштрафована. Казалось бы, если в непредвиденных финансовых затратах вина работника, взыскать их с него будет справедливым решением. Но так ли это по закону? Можно ли возместить сумму административного штрафа, наложенного на организацию, за счет виновного работника? Будем разбираться.
Разная степень ответственности
Организация, то есть юридическое лицо, сама по себе не может совершать противоправных действий. В них всегда виновны конкретные люди – преднамеренно, по халатности или ошибке. Кто же будет нести ответственность за это? Решают обычно надзорные органы.
К СВЕДЕНИЮ! Штрафы, накладываемые на организации, обычно в разы больше соответствующих сумм, предусмотренных для штрафования должностных лиц.
Административное законодательство, основной санкцией которого является денежный штраф, предусматривает привлечение к ответственности как юридическое лицо в целом («штраф на организацию»), так и конкретных должностных лиц. Как правило, это руководство или главный бухгалтер фирмы.
Плати, раз материально ответственный?
Определенные категории работников – кассиры, кладовщики, бухгалтеры и т.п. – несут за свою деятельность полную или частичную материальную ответственность, это отражено в их трудовых договорах. Если в результате их ошибки компания понесет финансовый ущерб, они по закону обязаны его возместить. Ст. 233 ТК РФ говорит о том, что противоправное действие или бездействие, вызвавшее прямой действительный ущерб, является основанием для его материального возмещения виновной стороной. Но в этой законодательной норме есть серьезные нюансы:
пострадавшая сторона должна доказать причиненный ей ущерб и его размер;
прямой действительный ущерб – это уменьшение или ухудшение состояния основных средств или имущества, принадлежащего работодателю или третьим лицам.
Таким образом, формально административный штраф, даже назначенный по вине работника, нельзя признать прямым ущербом компании. Это значит, прямого законодательного обоснования для компенсации суммы административного штрафа с сотрудника не существует.
Почему взыскать штраф с виновного трудно
Обозначенное толкование нормы закона делает двоякой возможность взыскать штраф с работника, виновного в том, что его наложили. Причин этому несколько:
Штраф оплачивает лицо, признанное виновным соответствующими органами. А в протоколах проверяющих конкретные лица упоминаются крайне редко, надзорные органы апеллируют к компании, а не к конкретным лицам. Получается, что самого работника по закону к административной ответственности не привлекают.
Не всегда виновное действие или бездействие на самом деле входит в должностные обязанности работника. Если дело доходит до суда, поднимаются все документальные свидетельства и тщательно изучаются формулировки. И если в трудовом договоре или уставе прямо не значится, что выполненное или невыполненное действие действительно обязан был произвести именно этот работник, оснований для взыскания с него штрафа уже не будет.
Многие действия или бездействия, оказывающиеся виновными, суд квалифицирует как обычный риск предпринимательства, за который привлечь к ответственности конкретное лицо нельзя.
Если штраф оплатил работник, это будет значить, что его работодатель не получил административного наказания, тогда как уход юридического лица от админответсвенности не допускается.
Суд чаще всего встает на сторону трудящихся как наименее защищенной стороны. Именно работодатель должен доказывать вину своего сотрудника и размер причиненного ущерба, а сомнения в таких случаях, как правило, трактуются в пользу ответчика.
Презумпция виновности
Есть такие представители организации, которые априори считаются виновными во всех происходящих неприятностях, в том числе и финансовых. Это те лица, которые платят за повышенную заработную плату и высокий ранг увеличенной степенью ответственности, в том числе и за действия своих подчиненных. Речь идет о представителях руководящего звена.
В 2014 году в Гражданский кодекс РФ были внесении поправки, гласящие, что директора и коллегиальные управляющие органы обязаны возмещать любые убытки, нанесенные в результате ошибочных решений – это часть обычного предпринимательского риска.
ВАЖНО! Споры относительно компенсаций такого рода относятся к компетенции не Трудового кодекса РФ, а гражданского права и рассматриваются в арбитражном суде. Чаще всего решения принимаются не в пользу руководителей.
Компания, уплачивающая штраф по вине генерального директора (чаще всего к тому времени уже бывшего), имеет довольно большие шансы выиграть судебный иск о взыскании с него этой суммы, о чем свидетельствуют многочисленные прецеденты.
А может, все же можно взыскать?
Несмотря на сложность законодательно подкрепленного взыскания суммы административного штрафа с нерадивого работника, простое понятие справедливости говорит о том, что иногда такое возмещение будет правомерным. Многие эксперты разделяют это мнение, подчеркивая, что неразумные или недобросовестные действия сотрудника являются основанием для взыскания с них причиненных организации убытков в виде штрафа.
ОБРАТИТЕ ВНИМАНИЕ! Простой ошибки в таких случаях недостаточно – налицо должна быть доказанная виновность сотрудника.
В ряде случаев можно трактовать штраф именно как убыток, который подлежит возмещению, а значит, взысканию с материально ответственного лица.
«Правильное» оформление взыскания штрафа
Взыскание с сотрудника материального ущерба проводится в рамках ст. 248 ТК РФ. Важно соблюдать основополагающие принципы:
если работник несет полную материальную ответственность, сумму можно взыскать полностью;
сумма взыскания не может превышать месячный заработок работника, если материальная ответственность ограниченная;
нужно доказать прямую причинно-следственную связь между действиями работника и полученным компанией ущербом (штрафом).
Если работодатель принял решение провести процедуру взыскания штрафа с сотрудника, он должен помнить, что она может быть оспорена работником в суде.
Если штраф собираются удерживать из заработной платы, нужно соблюдать предусмотренные для этого требования и ограничения, наложенные ст. 137 ТК РФ.
ВАЖНАЯ ИНФОРМАЦИЯ! Работодатель должен вынести распоряжение о взыскании штрафа не позже чем через месяц со дня его назначения, иначе это требование теряет законную силу.
«Я и сам все отдам»
Еще один случай, редкий, но не исключающий возможности: когда виновный работник по доброй воле согласен возместить понесенный по его вине фирмой материальный убыток в виде штрафа.
Если сумма достаточно велика, ее можно вносить по частям в течение оговоренного времени. Это решается соглашением работника и работодателя. Такое соглашение разумнее оформить в письменном виде, оговорив в нем сумму возмещения и конкретные сроки внесения частей необходимых платежей.
Другие варианты
Работодатель, справедливо негодующий на нерадивость сотрудника, может наказать его и другими законными способами. Если взыскать штраф по закону не представляется возможным, а сам работник не выражает желания добровольно его возмещать, у начальства никто не отнимает права применить другие дисциплинарные меры воздействия:
замечания;
выговоры;
увольнения (если проступок подпадает под основания, закрепленные в п. 5, 6, 7, 9 ч. 1 ст. 81 ТК РФ);
депремирования (если премия не является частью заработной платы, а назначается по результатам труда, что должно найти подтверждение в локальных нормативных актах организации).
Загрузка...
